Если самолёт был гражданским, то тут дело решалось так: если груз был ценным, то на разгрузку собирались всё те же армяне, если самолёт был загружен чем-нибудь малоценным, то его оставляли военным.
Если же самолёт был иностранным, то военную разгрузочную команду к нему вообще не подпускали. Их разгружали только армяне. Причём никаких таможенников я не видел. Самолёты просто открывали рампы и начиналась их стремительная разгрузка.
На совещании в Ленинакане периодически озвучивались цифры пропавшего бесследно имущества. Вот мои пометки из блокнота того времени: «500 французских палаток с печками и спальниками», «300 немецких дизель-генераторов», «15 тон мясных консервов», «2000 комплектов зимнего обмундирования», «10 тон сухпайков НАТО», «3 000 одеял».
При этом, как и в Ереване, в Ленинакане за полосой валялись груды распотрошённых посылок глупых советских «самаритян», жалостливо отдаваших в помощь пострадавшим свои тёплые вещи, детскую одежду и т.п. В лучшем случае их использовали как ветошь. Видеть такое отношение к действительно всенародному сочувствию было обидно и мерзко. Но сами армяне ни сколько не стеснялись этого своего цинизма.
Помню, как сцепился с одной армянкой, которая на моих глазах отпорола рукав у детской кофточки из такой посылки и бросив посылку в груду стала этим рукавом как тряпкой оттирать закопчённый бок чайника. Я сказал что-то резкое на тему того, что люди от чистого сердца собирали, а вы так с этим обращаетесь. В ответ она бросила мне:
— Сами носите свои обноски! А нас Франция оденет во всё новое.